Аборт - Страница 34

— Ну да. Только это ж ничего не меняет. Я тебя всегда буду слышать. Вот будешь ли ты — неизвестно. Я звоню тебе уже несколько недель. Даже не знаю, сколько раз. Сто, двести… не считал.

— А я решил, что у меня сотовый барахлит. Беру трубку, а там шум. Ну, словно радио не настроенное. Попросил маму, чтобы она мне другой купила, а она говорит — денег нет. Я разозлился.

— На нее?

— Да нет. На тебя, наверное. Ты так ушел по-дурацки… не вовремя. Ты бы мне сразу купил.

Я улыбнулся. В общем, не горько. Хорошо улыбнулся, по-настоящему.

— Я тебе приносил из магазина сотни вещей. Нужных и ненужных. Думал, что так вот любят, понимаешь. Вернее… я знал, что так не любят, но очень хотел, чтобы внешне так казалось.

— Я помню! — ответил сын, — ты все время приносил ерунду. Почти всегда. Правда, компьютер ты очень хороший купил. А иногда я утром хотел видеть тебя, а видел очередную дрянь.

— Это просто потому, что я тоже хотел видеть тебя. Но у нас в восемь тридцать всегда планерка. То есть, я должен был выходить в семь сорок пять, а лучше — семь тридцать, тогда я точно не попадал в пробки. И так каждый день. Я заходил в твою комнату и оставлял на тумбочке очередную вещицу. Ты ведь спал. А будить я тебя не хотел. Жалко было.

— Игрушки не умеют говорить…

— И ничего не передают. Я теперь это понимаю. Просто теперь у меня появилась куча времени… да не то слово — куча. Бездна. Я не знаю, может быть — вечность…

— У тебя плита такая черная, полированная, на могиле. Розы искусственные, темные… настоящие тоже были, но эти, говорят, надолго. На плите фотографию сделали, но не в рамке, а прямо на камне. Красиво.

— Да ладно, неважно. Это ведь не мне.

— Почему не тебе? А кому?

— В том-то и парадокс, что вам. Живым. Ты туда не ходи, сынок, нет там меня, и не будет. Просто иногда звони.

— Я один раз попробовал. Сказали — номер не существует.

— Ну да, он корпоративный. После смерти его ликвидировали. Не переоформлять же на живого. Кто будет с таким номером ходить? Но числа — они навсегда. Поэтому набирай меня иногда.

— Хорошо. А что мне делать?

Я засмеялся, глотая слезы.

— Я бы тебе миллион советов дал, да ты все по-своему сделаешь. У всех так, без исключения. Просто живи, просто думай, маму не забывай… Глупо, да? Какие тут советы. Когда у тебя самого будет сын, ты все это заново пройдешь. Обиду, непонимание, отторжение. Но все это не мы придумали, так что придется терпеть.

— Я постараюсь. А ты сейчас где?

— Не знаю, сынок. Куда-то иду. Да это неважно. Теперь у меня все наладится, раз ты ответил. Видишь, сколько всего в белом шуме…

— Мама тоже на тебя злилась. А теперь, вроде, ничего, подобрела.

— Да понятно. Злость ведь не навсегда. Натворил я, конечно. Но кто бы знал — как надо…

— Папа… снова шум… ты… потом… я успею… тебя!!!

Нарастающее шипение поглотило голос сына.

— Извините, абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети, — удивительно бесстрастно отчитался робот.

— Да теперь уже насрать! — заорал я, сунул сотовый в кобуру, снял пиджак и швырнул его в угол, — я, блядь, не зря прожил!!!

Я побежал наверх, перепрыгивая через одну, иногда даже через две ступеньки, с удовольствием ощущая усталость. Этажей через пять я перестал пропускать ступеньки, а еще через пару оказался в огромном остекленном зимнем саду, где стены уходили вверх куполом и где-то далеко вверху почти смыкались.

Это было неожиданно, и я остановился. Солнце пробивало весь этот прозрачный купол наискосок, и было кристально, отравляюще тихо. Каменный пол с непонятным серебристо-белым узором был очень звонким. Стоило шагнуть — и звук начинал летать по всему помещению, многократно отражаясь от стен. За небольшими бордюрами дышали роскошные острова зелени — цветы, кусты, небольшие деревья. Где-то журчала вода. Посредине стояла обычная стойка-ресепшн, только в форме кольца, за которой несколько человек работали за компьютерами.

Как только я подошел близко, девушка-харон в серой, но удивительно чистой и отглаженной форме, встала и дежурно улыбнулась:

— Здравствуйте, Александр, мы вас ждали.

На противоположной стороне кольца один парень мельком оглянулся, ничего не сказал, и снова уставился в монитор. Еще один харон сбоку что-то набивал на клавиатуре, не обращая ни на кого внимания. В этот момент послышался стук когтистых лап, из-за кустов вышли две серые овчарки, внимательно на меня посмотрели и медленно легли на прохладный каменный пол, положив морды на лапы.

— Здравствуйте. Я, наверное, задержался? — настороженно посмотрев на них, ответил я.

— Немного… Ничего страшного. Я смотрю, вы запыхались.

— Лифт же не работает!

— Когда-то работал, — улыбнулась девушка, — да никто его не оценил. Пришлось отключить.

— А как же пожилые или там — инвалиды?

— Для них у нас другой офис. Впрочем, ладно… Вот ваш ключ, — она положила на стойку ярко-зеленую пластиковую карточку, — раньше были настоящие, металлические, но их почему-то теряли, и у нас был целый штат ключников.

— А эти не теряют?

— Эти нет. Опять же непонятно — почему. Но нам легче, их же просто кодировать.

— Ну, это понятно, электроника. И куда мне?

— Вот переход — по нему прямо, направо и вверх по лестнице, на двери кружок, его цвет должен совпадать с карточкой.

Она подняла карточку и показала ее лицевой стороной. Зеленая до невозможности. «Ваша визитка — говно», — вспомнил я ни к селу, ни к городу знаменитое выражение Артемия Лебедева и усмехнулся.