Аборт - Страница 3


К оглавлению

3

И вот солнце рухнуло за горизонт, и сумерки превратились в раннюю ночь, и слегка подул ветер. Буквально самую малость, как ниточка свежести и чистоты протянулась. Наглый сибирский комар почуял трезвую кровь и впился мне прямо за ухо, где и умер от точного акцентированного удара. Вытирая пальцами кровь, я подумал, что вообще-то, это самка. Она, то есть, а не он. От усталости чего только не начинаешь за собой замечать. Все-таки, странная штука — мозг.

И надо было прощаться.

Я встал, поблагодарил, пожал всем руки и сослался на занятость и на завтрашний приход десяти вагонов. Генеральный удовлетворенно хмыкнул, Борисыч, не долго думая, запел, а зам кивнул и отвернулся. Он какой-то странный, я его понять до сих пор так и не смог. Серая какая-то крыса, могущественная, матерая, ничем ее не вытравишь. Ладно, успеется.

Музыканты уже исчезли, только накрыли полиэтиленовой пленкой дорогой, видимо, рояль, и перевязали ему ноги серебристой веревкой, закрепив пленку от ветра.

Над поляной тянулись гирлянды разноцветных огней, где-то по краям, чтобы не попасться на глаза начальству, ходили в меру пьяные люди и почти не шатались. Кто-то собирался остаться, так как это была приличная база отдыха, но большинство уже разъехалось на автобусах и прочем транспорте. У ворот, в излишне освещенной беседке, водители генерального, зама и еще кого-то резались в карты и пили «Карачинскую», желая дополнить ее водочкой, но, само собой, не имели такой возможности. Я сказал им абсолютно нейтральное «до свидания», получил в ответ азартное «козырь пики» и небрежный кивок. Эти люди почти не умеют врать. Вернее, когда они врут, это слышно, видно и воняет за версту. Поэтому с ними, все-таки, не так трудно. А натренировавшись на заме так и вообще элементарно. Этот матерый крыс сам того не зная воспитывает у меня обостренное мировосприятие.

Я довольно бодро дошагал до своего Форда Фокуса, который, говоря откровенно, был едва-едва мне по карману в обслуживании, но я специально купил такой, чтобы не расслабляться. Для генерального это была бюджетная машина, для зама — ничего так себе самокат, а вот Борисыч о такой пока мог только мечтать.

Болели и изрядно ныли шея и голова. Видимо, я еще и слегка простыл. Я даже знал отчего. От кондиционера, чтоб ему пусто было. Усталый, с отчаянно хрустящей шеей, я сел на сидение, морщась, пристегнулся, запустил двигатель, немного посидел, настроился и двинулся в город. Туда было езды, от силы, километров двадцать. Да по недавно отремонтированному полотну, да в пятницу ночью, да еще когда все население стремится из пыльного мегаполиса как раз наоборот — поближе к природе. В общем, я ехал почти по пустой трассе, что меня и сгубило.

Потом я долго не мог понять, почему заснул. Ладно бы, ехал несколько часов, вцепившись взглядом в мелькающий пунктир разделительной полосы и, загипнотизированный, растворился бы, растекся, упал мысленно навзничь и успокоился, представив прохладное озеро, возле которого стоит палатка с наваленным внутри медово-пряным сеном. Там сон срубает тебя в одно мгновение и не отпускает до утра.

Нет, я ехал сносно и даже умудрялся смотреть по сторонам. Мало того, я отвлекался на хруст в шее и время от времени разминал ее.

Сон пришел на полпути к городу. Так уж получилось, так уж сплюсовалось, сконцентрировалось все вместе — пятница с корпоративом, усталость, накопленная за месяцы, а возможно, уже и годы, честно отработанная неделя, завтрашняя, буквально мизерная, очень легкая и знакомая работа и последний звонок любовнице, во время которого я врал привычно, устало и даже с нежностью.

— Галь, я еду с совещания. Конечно, соскучился. Да, завтра постараюсь. Целую, солнышко!

Вот зачем я врал? Ну сказал бы, что с пикника, с неформальной дружеской вечеринки — ведь ничего же страшного, ведь не было смысла нести привычную чушь! Да кому оно нужно — врать в пятницу вечером и даже призрачной пользы от этого не иметь! Привычка, въевшаяся под кожу. Мимо мелькали деревья с тяжелой летней листвой, еще помнящей дневное горячее солнце. Я и посмотрел на них всего ничего — какое-то мгновение. А потом уставился перед собой, чуть наклонил голову вниз и поудобнее положил на руль руки.

Возможно, за последние несколько месяцев организм просто устал держаться из последних сил. Нервы, конечно, беспредельно устойчивы. Годами можно заставлять себя спешить, успевать, догонять и перегонять. Десятилетиями можно насиловать себя, ходить по струнке, выполнять самые страшные собственные приказы. Но наступает секунда, когда организм ломается на пару-тройку минут. Он просто не способен больше бодрствовать. Он уже физически не может передавать по нервам никакие сигналы. Кроме одного — спать. Или даже не спать, поскольку сон — нормальное состояние, а просто — отключиться, как дешевый китайский фонарик. Спасительное бездействие. Далекие синие шуршащие по проводам искры. Тело не понимает, что надо управлять автомобилем — оно ведь не знает последствий. Мышцы, кости, сухожилия, внутренности, даже сам мозг не ведают что творят. Лишь бы упасть в спасительное небытие. Так, наверное, устав бежать от хищника, древние жертвы просто падали от бессилия и замирали. Лежали, спасая центральную нервную систему от перегрева или от безумия. А когда приходили в себя… если приходили… то либо вскакивали и бежали дальше, либо уже никогда не просыпались. Так вот получилось и у меня.

Только животные по собственной своей воле не доводят себя до хронической усталости. Каждый божий день любая зверюга тщательно отсыпает положенное, не собираясь устанавливать никакие стахановские рекорды. Ведь только человек может работать ради никому… даже ему самому неведомой цели.

3